Кабуки

То, что вижу из прорезей маски своей,
Не увидишь ты вовсе.
То, что видишь из прорезей маски своей,
Не дано разглядеть мне.
Тебе кажется, видишь меня?
Или - правда, тогда, под пологом страстей
Всё уже умерло? Все,
Чтоб как-то бежать от великих скорбей,
Орудуют логики плетьми,
Маски свои лишь меняя.

Моя маска, как, впрочем, твоя и любая
Норовит погребальною стать
Время к ней беспощадно, и путь
Не велик.
Жизнь чуть дольше, чем видеоролик.
Роль, заученная до мастерства, истязает.
Играть не легко перестать.
Ну а ты просто будь.
Сколько б мыслей не быть не вели к
Небытию, это тоже, увы, только роли.

2004

* * *

В полумраке солёном,
Утыканном звуками,
Сидишь неподвижно.
Рассвет пропоёт нам
Звонкими перестуками
Первого света по крышам

2004

Небеса

Говорят, на небесах встречаются.
Все - кто любит, кто верит, надеется,
Отрекается, зарекается, кается.
А потом постепенно смеркается,
И в небесном холоде тает всё,
И в небесном мареве млеют все.
Ночь крылатая опускается.

По небесной, хрустальной лестнице
Не спеша, поднимись
Увидеть страшное Времени

Неумолимое течение.
Кто-то испуганно крестится,
Глядя оттуда вниз.
На небе звёздные кремнии
В холодном свечении.

Просто, не надо заботиться
О том, что ещё впереди.
Просто, не надо печалиться
О прошедшем столетья назад.
Назвать чресполосицей,
Черные полосы проредить,
Утыкать свечами всё
Неискушённый рад.

Свеча – символ.
Её не туши.
За пазухой носим пол-
Краюхи души.

Другой половинкой
Накорми ближних.
Звёздные льдинки
Всё выше, выше.

2004

* * *

Золотые тараканы в моей голове
Совершенно от меня независимы.
Так не внемлют они ни хуле, ни молве
Паче - шепоту взглядов завистливых.

Золотые скарабеи в сердце моём
Терпеливо катают навоз.
То, что лепят они, признали старьём.
Что поделать! Обидно до слёз.

Что приходит на ум,
Непригодно душе
Чего просит душа?
Неизвестно.
После тягостных дум
От канонов, клише
Отвлекусь, не спеша,
От блеска.

2004

* * *

Мне иногда кажется, что я – не я,
Что много меня растворено в других.
В глазах, щеках, ушах, волосах.
Мне так иногда кажется.
Что тут поделаешь?
Что суровые мысли и печальные взгляды
Украдены незнакомыми гражданами
Как какая-нибудь ектенья,
Недугом похищенная у глухих,
Как у черной белая полоса
Ворует, бесстыдно куражится -
Как яблоки в деревенском саду, - не спелые же!
Не понимая, что нет у сада ограды,
Не понимая, что нет стража над нами.

Я люблю думать, что Добро резвится.
А Зло сокрушённо печалится,
Созерцая картину сотворённых мучений.
Я, конечно, предполагаю, что нет
Ничего слаще иллюзий. Словно яблоко,
Похищенное из райского сада
Забывшими, что его заборы – тоже иллюзия.
Чу, свеча! Мне все это снится.
Чур, меня! Так можно в религию удариться
Как в очередное чудесное приключение,
Растянувшееся на семь тысяч лет.
Будьте любезны, подайте мне саблю ка!
Я буду кромсать и рубить до упада
Воспоминания иллюзорного ада.
Молюсь я.

2004

Белое утро

Утром всё подозрительно утреннее.
И белое, если утро белое.
Так уютно думать, что на улице снег.
Замедляется времени бег.
Всё - ледяное, заиндевелое.
Утро вечера мудренее.

Идти по заснеженной Новокузнецкой.
В не наступившем морозе - лица
Счастливых прожигателей жизни,
По осени кличущих тризны.
Просыпайся столица!
Ветер замоскворецкий.

Этот цвет неестественно белый. Белый
Символ ещё не наставшей зимы.
Не жаль!
Несуществующая скрижаль
Пробуждённые бередит умы
Или надписи в темных подъездах мелом.

Запах сырой штукатурки, собаки.
Смех незнакомых людей.
Если так надо судить о прошлом,
В срочном порядке поведать всё кошкам.
Не сыскать в ранний час справедливей судей.
Девственный снег в мусорном баке.

2004

Орехи

Самые вкусные орехи
В три часа ночи.
Ты их колешь, и они разлетаются
Во все стороны темными точками.
А ты - как волшебник в беззвучном смехе.
Просто потому, что так хочешь
Смотришь, как во времени тает всё
Легко, как по маслу, хоть и кажется,
Что с некоторыми проволочками, трещинками, червоточинками.

От того, что будет утром
Веет прохладой и негой.
То, что было вчера, пахнет чёрными, сочными, лесными ягодами.
А Сейчас – никакое, видно непривычно мне
Наделять секунду настоящего мудрым
Ощущением, запахом сливы иль снега,
Мерить ввысь садовыми пагодами.
Сейчас, оно ведь сейчас, какое оно – самое обычное.

Я не прав,
Я чувствую этот самый сладкий орешек на своих зубах.
Он – сейчас, но задумываюсь ли я,
Что мгновение спустя всё окрасится непредсказуемым, новым ощущением.
Я проглатываю Сейчас и перескакиваю в другое мгновение. Ах!…
Я смотрю на ленту самого великого кинофильма самого великого кинорежиссёра
И понимаю, сколько орехов самых сладких на свете я не съел за свою недолгую, до этого мгновения, жизнь.
Я мысленно желаю себе долголетья.
Вдыхаю глубже. Глаза открываю шире, вглядываюсь всё зорче. Самому себе и всем вокруг
– Держись!!!

Самые вкусные орехи
Бывают в началах столетий.
Тогда легче орудовать орехоколками.
Вот ещё сто лет впереди.
Ты сидишь себе – волшебник. В глупом хихиканье, в идиотском смехе.
Не нужно тебе ни оков, ни плетей.
Иногда можно замечаньями колкими
Разбрасываться как конфетти

Чувствуешь себя черной статуэткой писца,
Погребенного вместе с фараоном и его семьёй, мудро заглядывающего в эти безумные глаза этой бездумной
Вечности, незнающего, что его ждет впереди.
Ему всё равно.
Кадры, ведь, всё равно не остановишь, им нет конца.
И пьяный сапожник, сколько ни будет в своей прокуренной каморке над залом сжигать плёнку о лампу проектора по своей халатной беспечности,
Он только воспоминания бередит
Того, чего просто нет, что исчезло давно.

Се ля ви!
Что в переводе с французского значит: Так вот и живём!
В постоянном конфликте между своими сверхценностями
И назойливым, суетным желанием поесть вчерашних самых вкусных на свете орехов.
Кого-то гневим,
А как правило, как все порядочные люди, всё жуём
Неинтересное, штампованное прошлое с годами в приобретённой, монументальности, целостности.
Или мифоподобное, квадратно-гнездовое будущее, где каждый день можно будет поесть всё тех же
вчерашних самых вкусных на свете орехов.

2002

Сны

Вспоминать сны
Лучше всего во сне.
Тогда никто и ничто не
Помешает
Вам
Погрузиться в ту странно чарующую атмосферу
Запаха весны,
Томно краснеют
Пылают, горят, источают
Маки на несуществующем поле. Там
Знойные краски и счастье безмерно.

Вспоминать сны
Натощак лучше всего.
Тогда не будет усталости.
Хандра отступает,
Дыхание светлое, мысли просты,
Никаких тревог.
Только игры да шалости.
Прошлое тает.

Я лечу на брезентовом небе,
Пируэты творя.
Я хочу раствориться, мне бы
Помогла улыбка твоя.

Вспомни сон,
Который никто, никогда …
Он - как матовый халцедон,
Как цветущая череда…

Он – как шелест опавшей, опавшей листвы, которая яростно хлещет по
усталой земле. Она вздымается над кучами мусора, она провожает косяки
журавлей, втайне стремясь уподобиться им. Плюётся и радостно воет в
ветре и сочувствующих взглядах проходящих граждан.

Я вспоминаю сон,
Который мне напомнил явь.
Лишь на мгновение
Лишь на секунду мне показалось, что это – реальность.
Мне не мешает мыслей чужих Вавилон.
Мне не хватает всего лишь терпения.
Что бы понять его многоканальность.

Я вспоминаю сны,
Когда мне наскучивает спать.
Я вспоминаю и предаюсь этому с осознанием полной ответственности.
Несуществующие весны,
Несуществующих маков рать.
Реальность прости!
Даосизм победит!
Как говорит мой знакомый даос.
Побеждай!!!
В своей ненавязчивой естественности
Несуществующий рай,
Несуществующие ценности,
Осколки иллюзорной целостности.

2002

* * *

Метеорит уже пролетел.
Обещали в конце августа.
Не успел начаться конец августа
А метеорит уже пролетел.
А ведь сегодня только восемнадцатое.
Минуту назад я не знал, не хотел
Какому то метеориту радоваться
Но сейчас как будто не меньше ста
Метеоритов за август я проглазел.
Такое вот чувство. Как теперь дальше не радоваться?

Пьём чай, слушаем Моцарта.
Курим одну за одной.
Свежесть вечерняя тянет из сада.
Искупая дневную жарищу,
Какая бывает лишь в середине конца лета.
Смотришь на все и понимаешь с пол-оборота
Что будет вслед за той
Тридцать девятой нотой этого сумбурного шедевра мексалидийского лада.
Чувствуешь как будто тебе уже тыща,
А ты такой молодой, красивый и совсем не похож на поэта.

Желтые стены.
Желтая лампа.
Желтые тени
Мотыльки оставляют
На всем этом
Зрители, сцена
Суфлер, рампа,
Я в своей природной лени
Четвертую чашку не допиваю,
Пораженный вселенским кордебалетом.

Белые звуки… сверчков прелестная какофония
Чистая до невозможного.
Моцарт … и муки
От комариной назойливости
Но ты знаешь, что так всё и должно быть.
Чувствуешь себя частью невыдуманной симфонии.
Может и пешкой, хотя, может, и противоположно.
Это не важно, - это всё слухи,
Эти придуманные судьбою милости.
Ты – волна, только не бойся плыть.
Ты – судьба, только не бойся быть.
От этого кружится голова,
Земля из под ног вылетает.
В этом кружении растворяешься,
Забыв метеоры, кометы…
Налейте мне чаю, ещё хочу пить!
Потом всё слова, слова, слова.
А ты наблюдаешь, как всё тает.
Нет, не боишься. Нет, не теряешься.
В середине конца счастливого лета.

2002

Позвчера вчера...

Позавчера, вчера,
Сегодня, завтра, послезавтра…
Хочу кричать «Ура!!!»
При выходе на ранний завтрак,

Хочу молить о том, что я
Не смею попросить сегодня.
Ты, может быть, сильна…
А я – как воздух новогодний.

Позавчера, вчера…
Хочу, чтоб завтра наступило.
Проснуться, и кричать «Ура!!!»
А ты мне: …«Где тебя носило?!!»

А я не смею глаз поднять
На ранний завтрак, чашку кофе…
Откуда мне понять?
Ведь я любитель, а не профи
Носиться в далях поднебесных,
Дышать Вселенной, окунаться
В скопленье звезд,
В объятьях тесных
Под дождь унылый просыпаться…

2002

* * *

Венецианское стекло
С резного столика стекло.
И стало нам в душе тепло
Как будто мы в пепло-
хранилище сидим
До самых до седин…

1996

* * *

Я ушел, и никто не остался
В белой комнате, черной, как смоль…
Я на цыпочках вышел оттуда,
Где ревел человеческий голос
Нечеловеческим голосом.
Где когда-то я рассмеялся,
Как беззаботный тролль
После проигранного скрипичного этюда,
Который извлекал конский волос
На алюминиевых полосах.

Я ушел туда, где отсырела
Желтая бумага истории.
Где других пробивает истерика
По непрожитым годам дракона
Из гороскопа восточного.
Там Сивилла пела несмело.
Как в какой-то фантасмагории,
Из туманного белого берега
Выплывали лимонные кони,
Как олицетворение чего-то непорочного.

Я ушел, и меня с вами нет.
Или, может, это вы ушли куда-то?
Мыслей сборные буклеты продавать
Незадачливым читателям буклетов.
Будто нет поинтересней интересов…
Или, может, через много лет
Я в гериатрических палатах
Стану вас понову обретать
Средь эластики шекспировых сонетов…

1995

* * *

Не плетите венков из листьев-
Облетят и завянут листья.
Не вяжите носков из шерсти-
Моль поест, и носки изгадит.
Не гасите поутру свечи-
Пусть горят… Парафин не жалко.
Не любите любимых женщин-
Все равно вас они разлюбят.

Не кричите в степи одиноко…
Степь большая – никто не услышит.

1997

* * *

Моя рука лежит на подоконнике - я ее оставил здесь в последний раз,
Когда приходил наведаться к тебе.
Тебя не было дома, но, надеюсь, когда ты пришла, моя рука обняла тебя,
Погладила твои волосы,
И поговорила с тобой жестами глухонемых.
Я надеюсь, она не наговорила глупостей?..
Впрочем, я за свои руки не отвечаю.

1997

ЩЕЛЬ.

Щель…

Капель…

Свирель…

На дворе стоял апрель.
Озираясь боязно,
Одуванчиковый
Надевая пояс, он
Стоял и думал
О высших материях безоблачного пространства.

В то утро все ели пели,
Пили и ели.
И вообще, ВСЕ ели, пили,
И пели –
Тили-тили.

И никто не знал о щели –
О той самой щели,
Которая вдруг в сердце защемит
Так, как будто бы и не жили
До этого без нее.

А на берегу реки сознанья – той самой реки, в которой проплывают сумбурные мысли – копошилось семейство морских свинок, как олицетворение сублимации метафизической полиморфной антитезы моря и свиного сала.

Я люблю морских свинок.
Они говорят мне о море,
Они говорят мне о мире,
О жире…
О жоре…


О том большом жоре, который присутствует лишь на
полотнах мастеров старой фламандской школы.

И коли
Мы говорим о щели,
А мясо свиное все съели.
Мы говорим о море,
А души заживо морим
Сухим печеньем к чаю…
Во что же мы верим?
Что чуем? Что чаем?
Помним ли мы о главном?
О том великом главном,
О том грандиозном главном,
Которое стучится в нашу дверь...
А если заперта дверь?
И осталась только маленькая щель?…

1998

* * *

Ты так близка и далека,
Как гладь воды и облака.
Ты так стройна и так прекрасна…
Но я-то знаю – все напрасно…

Ты то грустна, а то нежна
Как подземельная княжна.

1997

* * *

Рабиндранат Тагор,
Ты был неправ!
Гранатовый кагор-
Он сладок очень.
Напоминая ту слепую осень,
Когда слепцы прозрели,
Слепоту поправ.
Когда глупцы еще глупее стали,
А лбы у твердолобых как из стали,
Лоснились на ветру
И матово блистали.

Рабиндранат Тагор,
Ты был неправ!
Гранатовый кагор-
Он горек очень,
Напоминая ту глухую осень,
В которую глухие все оглохли.
И листья на ветру тогда засохли,
Не успевая до земли коснуться.
Я бодрствовал, но я хотел проснуться.

Рабиндранат Тагор!
Мне очень жаль,
Что ригодон оттанцевали птицы.
Что поздно уж чему-нибудь учиться,
Впервые пережив и радость, и печаль.
Не возвратишь ни приторных признаний,
Ни горьких слов, ни терпких ожиданий…

Я молод, но я стар,
Чтоб пить кагор.
Ты, как всегда, неправ,
Рабиндранат Тагор!!!

1998

* * *

Понурый закат освещает холмы.
Унылый прибой.
Не слышны псалмы, невидимы мы…
Не видимся мы с тобой.

Дымок самолета пронзил небеса
Упругой стрелой.
Как странны, навязчивы волн голоса,
Бурлящих густою смолой…

Ты - выше небес.
А я – ниже земли…
Как встретимся мы?
Ты только закату послушно внемли
К исходу девятой зимы…

1996

* * *

Вы когда-нибудь хотели умереть?
Просто так - уйти, и… не вернуться.
Просто так заснуть, и не проснуться…
С потолка в лицо себе смотреть?..

Вы когда-нибудь хотели умереть?
Просто так - в секунду испариться…
Прежде с родственниками договориться-
Вот, мол, плитка – мрамор, буквы, даты – медь?..

Вы когда-нибудь подумали о смерти?
Прешагнуть из жизни в небытье…
В этой жизни счастливы не те,
Кто прожил ее сполна, поверьте!..

Я скажу вам - в прошлую субботу
Я был счастлив. Жаждал умереть…
Я хотел лететь, лететь - и … петь!
Позабыв тревоги и заботы…

1994